Потрясенные Непалом

Корреспондент «Золотого Рога» оказался в эпицентре землетрясения в Непале

Непал, Соло Кхумбу, Лукла, высота - 2860. Идет второй день после землетрясения, от позавчера до сегодня для меня прошла жизнь. Сижу на вертолетной площадке, чуть в стороне от груза-200. За последние 20 минут дали посадку трем вертушкам.

Она сидит на голой земле за пустыми канистрами для дозаправки. Груз-200, канистры, она. Температура - градусов 5-7 по Цельсию, ветер. На вид глубокая старуха, но я знаю, что ей должно быть чуть больше 40. В Гималаях крем от морщин не помогает. Лавина в базовом лагере забрала у нее еще одного сына. Она останавливает на мне невидящий взгляд, и мне становиться мучительно стыдно не только за то, что я осталась жива. За то, что я белый человек, то ли альпинист, то ли горный турист. За то, что ее сын оказался под лавиной, обеспечивая работу одной из экспедиций для таких же альпинистов и туристов. Я знаю, что другой работы здесь нет. И я знаю, что он мог остаться под завалами в Катманду поле толчка 7.8 по Рихтеру. Много чего знаю. Но ее глухой вой отключает логику. Мне хочется откатить события на пару дней назад и проснуться.

Полковник появляется как-то сбоку, вне зоны видимости.

- Почему здесь?

Он руководитель моей группы, отвечает за результаты экспедиции во всем их многообразии. Потому имеет право задавать вопросы и не быть посланным. После ЧП мы тут все на автопилоте.

- Жду баул. Впихнули в вертушку в последнюю секунду. Сказали, что я вешу меньше.

Смотрит на мою куртку в крови (не моей, в госпитале было много раненых и не было времени наводить красоту), идет к знакомому пилоту и что-то объясняет. Мне все равно. Я не видела его два дня. И я думала, что он мертв.

- Мне не нравится этот пилот.

- ?

- Наземная служба обеспечения разрешила мне подняться из Фериче в базовый лагерь, он не взял, хотя летел в EBC (Everestbasecamp. – базовый лагерь в горах Непала. – Прим. ред.) пустым.

Несколькими часами спустя я пойму, почему именно незачем. Один канадец в нашей гостишке, спустивший из EBC друга, завернутого в горную палатку, вечером надрался и рассказал, как базу накрыла волна снега, льда и камней. Через две минуты базовый лагерь представлял собой кашу из тел и высокогорного снаряжения. Те, что шли в это время через ледопад Кхумбу, вероятно умерли еще до понимания, что произошло. Тем, что были в верхних лагерях, предстояло ожидать спасательных работ двое суток, лежа на снегу.

Напяливаю на голову налобный фонарь с мыслью сейчас же подниматься в EBC. Набор высоты 1500 метров в одиночку и в полной темноте. Связи с базовым лагерем нет, но там мои люди. Деревушку тряхнуло еще раз, посыпались камни с ближайшего склона. Кто-то из уцелевшей гостиницы прокомментировал мои сборы: «Тебя завалит камнями на тропе. Выйдешь завтра в 6 утра». А в 6.15 села первая вертушка с ранеными.

Их было много. Слишком много для четверых волонтеров. Для раненных освобождена столовая и все комнаты. Из рюкзаков вытащены все медикаменты. И никто из туристов не ушел вниз, сбрасывать высоту. Нужно было максимально быстро и аккуратно вытащить раненных и отпустить вертолет за следующими. В горах погода неустойчива. Потом отсортировать спинальников и тех, кто без сознания, вколоть что надо кому надо. Потом разобраться с переломами и обморожениями. Потом как-то натопить помещение и накормить тех, кто еще способен что-то есть. Из четырех ампул кетанова две оставила в кармане, обезболивающего может не хватить, а вертушки все садятся. Моих среди раненных нет, но я уже видела достаточно, чтобы надеяться на лучшее. Последний вертолет сел около трех дня. Никого. Вариантов два - они здоровы и не нуждаются в медпомощи или груз-200 тоже в ней не нуждается…

К концу светового дня приземлился грузовой МИ-17, забрать тех, кто на капельницах, в Катманду. Там госпитали переполнены, тех, кто не на капельницах, сказали, заберут попозже. В итоге второй рейс забрал их в Луклу, где уже дежурили товарищи из India Air Force. И вот столовая опять столовая, мы сидим вокруг буржуйки, растопленной ячьим дерьмом и пьем дерьмовый непальский ром. Мы не знаем имен друг друга, наши имена – эй, француз, или – эй, парень в пуховике Marmot, или - эй, русская. Мы говорим друг с другом на таком английском, какой не снился дикторам BBC. Внезапно стал по-иному понятен смысл местоимения – мы. Мы были здесь, мы видели это. И кто-то уверенно подливает в мой чай ром и хлопает по плечу: «Он вернется, они вернутся».

Связь с EBC восстановили глубокой ночью. Так я узнала, что они живы. К середине следующего дня нас сбросили в Луклу. Там мало-помалу собрались все, кто шел на восхождения или на трек в регионе Соло Кхумбу. Теперь я знаю, как встречают людей с войны. Примерно так, как мы встречали живых после землетрясения.

…Катманду встретил пустыми улицами. Район, где я здесь обычно живу, пострадал меньше прочих. Небольшие решаемые проблемы с продуктами и питьевой водой. Долгие разговоры с хозяином и хозяйкой гостишки, как все было и какие перспективы на жизнь: «Катманду будет приходить в себя не меньше года. Туристов не будет. Еще мы боимся эпидемии, потому что тела все еще под завалами, а большинство населения покинуло город, помогать некому. Они не местные, их дома в деревнях разрушены». И мне опять стыдно, на этот раз потому, что я уезжаю.

В аэропорту Tribhuvaninter-national то ли содом и гоморра, то ли вавилонское столпотворение - рейсы с задержкой на два дня. Взлеты и посадки зависят от прибытия грузов гуманитарной помощи для лежащей в руинах страны. Какой-то молодой человек в одежде буддийского монаха подсаживается ко мне с беседой на тему, что в размерах Вселенной эти потери ничтожны. Я это знаю, мальчик, мне близка буддийская концепция миропонимания. Но сейчас она не поможет. Остается только достать плеер и включить Высоцкого где-то на фразе: «Друг, оставь покурить…».

Наталья ВЛАСЕНКО, Катманду - Владивосток, специально для «Золотого Рога».

Газета «Золотой Рог», Владивосток.